Моя мама, будучи еще студенткой, как-то гуляла на Чистых прудах. В новых туфлях на каблуках, в модной замшевой юбке. И вдруг перед ней возник молодой человек в военной форме. Встал на одно колено, снял фуражку и сказал: «Приглашаю вас на свидание!» Мама ответила: «Может быть», ‑ но в итоге не пришла. Говорит, проспала, но я подозреваю, что и не собиралась. Но молодой человек ее нашел. Они стали встречаться. Потом жить вместе. Так появилась на свет я.
Мы жили на Чаплыгина, а сейчас я живу на улице Жуковского. Почему-то очень мало у нас фотографий на улицах, никто не фотографировался на той улице, где жил. Когда я уже подросла, моя мама стала работать администратором в Казахском посольстве. Там, помню, были потрясающие елки: дети сотрудников веселились в великолепных интерьерах. Я очень много времени там проводила, наверное, во всех комнатах побывала. Сотрудники, которые оставались на сутки, часто брали с собой и детей, и меня маленькую тоже некуда было девать. Там царила особая атмосфера, настоящая.
«В маминой квартире на потолке ‑ красивая старая лепнина. Приятно перед сном смотреть вверх и разглядывать ее. Похоже на следы исчезнувшей цивилизации. Московская Атлантида!»
Я ходила во французскую школу, нынешнюю № 1225. Многие там учились из округи. Кажется, благодаря ей район стал немного французским. Школа имени Шарля де Голля была очень хорошая, к нам как-то раз его сын приезжал. Французские представительские организации приезжали во второй половине восьмидесятых. Помню, когда у нас отменили форму, учителя, особенно учителя французского, говорили, мол, какой ужас, французам так нравилась наша форма! Нам говорили, что во Франции форма ‑ это признак элитного учебного заведения, закрытого, католического, привилегированного, с раздельным обучением. Детям она и там не нравится, но зато ее одобряют родители, она дисциплинирует.
Помню первые наши поездки, уже после распада СССР или немного до. Мы ездили по обмену во Францию, потом в Бельгию, сюда кто-то приезжал. Было множество курьезных случаев, всего уже не помню. Например, мы француженок повели на концерт военного ансамбля в Москве, а они сидели и не понимали, что такое происходит. Они были чуть постарше и хотели развлекаться, были гораздо раскованнее нас. После наших поездок мы тоже несколько «испортились». Я жила у одной девочки во Франции, ее звали Ванда, типичная фламандка. Ее отец мне сказал: «Вы те, кто будет жить совсем в другой стране». Со своих тринадцати лет я много чего забыла, а эта фраза на французском как-то запомнилась. И он оказался прав.
Недавно я была в гостях в центре; дом рядом с Третьяковской галереей, вид на Кремль. Собрались художники, интеллигентные люди. И вдруг я понимаю, что все обсуждают, как это здорово ‑ родиться в центре Москвы, какая это элитарность. Для меня это странно. Никогда не чувствовала, что отношусь к какой–то привилегированной касте. Один из гостей рассказал, как гулял по городу и набрел на наш живой уголок на Макаренко. Я говорю: это же практически в соседнем дворе! Знаю дядьку ‑ хозяина, Эльдара Мустафовича. Все так удивились! Не понимаю: что здесь такого? Наш район всегда отличался простой жизнью, обычной. Вроде бы он у стен Кремля, но скрыт от власти. Курский вокзал, близость трех вокзалов сказываются и делают район непрестижным. Благодаря этому он выжил во времена Лужкова. Все хотели на Арбат, на Пречистенку, на Остоженку. Хочется, конечно, чтобы здания в районе реставрировались, чтобы к ним относились по-человечески. Ведь даже выкачивать деньги из этого района получится только в том случае, если он сохранится. Иначе тут незачем будет находиться. Я даже недавно читала статью о том, что перестал пользоваться высоким спросом Арбат, потому что там все блестящее, а жизни нет. У нас же все наоборот.
Там, где сейчас какое-то учреждение на Жуковского, 12, раньше стоял деревянный дом и в нем шла совершенно деревенская жизнь, никакого водопровода. Как-то раз там праздновали настоящую деревенскую свадьбу! Еще в 1970‑1980-х так оставалось.
Много было приезжих, таких привезенных на работу «недобиток» из разных мест. Мог, конечно, кто-то сидеть на лавочке и по-французски разговаривать, но в основном все деревенские были; тех, кто живет тут давно, оставалось мало.
Возле Грибоедова была детская площадка со скамейками, песком, избушками на курьих ножках. Но зайти в них было невозможно из-за запаха.
Еще есть у нас история про Театр Гоголя. Театр находится рядом с вокзалом, поэтому люди туда постоянно с котомками приходили, общались, распивали что-то. Это называлось «переждать у Гоголя».
Коренных жителей Басманного района, окрестностей Чистых прудов просто так не возьмешь, на кривой козе не объедешь. Чтобы пообщаться, надо найти подход к каждому. Независимые очень, в одну толпу их не собрать, разбегутся, как кошки, в разные стороны. Здесь колоссальная смесь страт. Со мной в школе училась девочка, ее семья раньше занимала квартиру полностью. Даже если они ею не владели, это все равно был уровень. Но сказать по ней было нельзя, что она из какой-то особенной семьи: она всегда очень хорошо училась, всегда была очень активная, организованная, брат у нее тоже такой был. Есть здесь люди, которые сюда были привезены: работники разных ведомств и организаций. Еще здесь всегда было ощущение какого-то подполья, бродили странные бабушки в черном ‑ возможно, «бегунки»из закрытых монастырей. Но это не криминальный район. Хотя я читала, что между Машкова, Чаплыгина и Садовым, где еще сохраняются мои любимые дворики, был город в городе: то пристройка, то кузня, то сарайчик. Это место называли Машка-стрит, после войны оно было очень криминальным. Но, думаю, сказывалось время.
Район неоднородный. У нас, на Чистых, своя жизнь, на Старой Басманной ‑ другая. Ивановская горка ‑ это совсем отдельная история, у жителей свои привычки, свои песни, субкультура своя. Они молодцы, Морозовский сад отстояли, мне он всегда очень нравился. В детстве я была уверена, что принцесса могла бы жить только в этом дворце в саду! В нем был детский сад, и я всегда завидовала детям, которые туда ходили. Я же ездила в детский сад на трамвае, ходила на пятидневку.
Во времена моего детства, в 1980‑1990-х, я бы не назвала район уютным. Время сложное было. Город казался мне очень пыльным. У меня был любимый тихий и зеленый уголок ‑ Милютинский сад. Мама со мной гуляла, мне было лет десять. Мы тогда, конечно, прочитали всего Гиляровского и гуляли по его адресам. Ходили, смотрели. Позже я стала наши прогулки зарисовывать.
Мало детей было. Смотрела старые фильмы и завидовала: в новых больших домах много детей, а нас четыре-пять человек и все разного возраста ‑ скучно. В другие дворы не всем разрешали ходить. В 1960-х дворовая жизнь была, а в потом сошла на нет. И сейчас ее нет. Раньше тебя выставили на улицу ‑ и делай что хочешь. Когда было тепло, мы все высыпали во дворы и играли. Сейчас смотрю на наш двор ‑ такой он маленький, а тогда казался огромным!
В на бульварах наших ничего не меняется ‑ их невозможно изменить, что ни сделай, сколько ни ставь светящихся шестов. По бульварам всегда гуляли, у нас была компания. Как говорит мама, все жили на одной улице, как в деревне. Для меня ничего не изменилось, кроме того, что раньше было гораздо больше зелени. Был невероятно зеленый район. Когда я в первый раз приехала в тот же Париж, я была поражена, когда увидела, что там во дворах нет деревьев, одни вымощенные тротуары, баки мусорные… У нас здесь всегда были деревья, и они плодоносили. А еще это был грибной район. Люди в войну сажали грибы, грибница осталась, так и растут до сих пор. Прохожу дворами и чувствую знакомый с детства запах грибов. Собирала, приносила, просила: «Мам, приготовь!» Удивлялась, что она не хочет.
В семидесятые годы, во времена маминой молодости, на Покровке и в окрестностях были кафе, рестораны, все было очень доступное. И студенты, и курсанты гуляли. Потом эта жизнь как-то угасла в восьмидесятых, начался дефицит. Помню уже эти бесконечные магазины «Пиво‑воды», толпы людей в них. Позже прочитала Венечку, думаю, не наш ли магазин на Чаплыгина он искал…
Развлечений было по пальцам пересчитать. Ходили детьми в Дом Стахеева на занятия бальными танцами, в кинотеатр «Новороссийск». Зимой ‑ на наш каток на Чистых прудах. Ходили в театр, потому что больше особо было некуда. В «Современник», конечно. Потом появилась «Табакерка». И помню, как все эти актеры ‑ теперь известные ‑ еще молодые бегали здесь постоянно. В детстве я не очень следила за этой актерской жизнью, а вот моя мама всех их знала. Рассказывает: как-то Райкин молодой, разыгрывая какую-то сценку на улице, заглянул ко мне в коляску, что-то там изобразил, а я смеялась.
Грибоедова я очень люблю. И это, кстати, одно из мест притяжения. Еще в детстве разглядывала его бесконечно: так хорошо там костюмы сделаны на постаменте, можно долго детали изучать.
На Бауманский рынок ходили. Помню, там было фотоателье, и мы там фотографировались. На одной из постановочных фотографий я сидела с букетом редиски. Самая лучшая моя фотография!
Очень я любила маленькую кондитерскую на углу Покровки и Армянского. Можно было купить торт или пирожное и прямо там съесть. И продавщицы очень приятные. Ее закрыли, построили аптеку. Помню, меня это очень удивило, все случилось быстро и неожиданно. Я даже зашла внутрь, но обнаружила пустоту и белые стены. Раньше внутри была деревянная отделка с резьбой. Я сидела, маленькая, и разглядывала это дерево. Оно казалось мне прозрачным из-за обработки. В кондитерской было всегда очень приятно, народу мало. В Чайном доме на Мясницкой толпы, а в этом магазинчике нет. Младший братик Чайного домика, потрясающий совершенно. Не понимаю, зачем надо было ломать интерьер, ведь в нем был весь смысл. Состояние отличное, ни потертостей, ни разводов.
Потом как-то жизнь стала меняться. Вдруг открылась кофейня «Coffee Bean» на Покровке ‑ невероятно буржуазное место, ностальгия по нему теперь. И с ним появилась какая-то светская жизнь. Клубы первые открывались. «Пропаганда» знаменитая. Все завидовали, что я рядом с ней живу. Многие места как открывались, так и закрывались, а «Пропаганда» осталась. Здания все красивые отреставрировали, маскароны восстановили. Раньше их просто краской закрашивали. За декором не следили, это считалось излишествами, и что упало, то и не нужно.
«Есть история про один дом на Покровке, где был овощной магазин на первом этаже. В нем стояли кадки с огромными огурцами, но никто их не покупал. Однажды в этот магазин упала женщина в ванне! Она жила сверху, и, видимо, старые перекрытия не выдержали»
Один местный сапожник ‑ они самые интересные люди тут – рассказывал, что здание гостиницы у Покровских ворот одно из самых старых здесь. Стена Белого Города была построена позже. В девяностых или даже двухтысячных этот дом приобрели собственники, стали делать ремонт в подвале, открыли пол и увидели выложенные фарфором ручейки! Текут себе, а в здании сухо. Они это все быстренько сломали, забетонировали. Теперь здание каждую весну затапливает, и сырость стоит невозможная. А ведь можно было сохранить! Не разрушать надо, а показывать, сохранять.
Я ювелир и сделала коллекцию украшений, посвященных городу и району. Читала статью о том, что ювелиры иногда выступают в качестве единственных хранителей цивилизации. Все разрушается, но археологи находят ювелирные украшения и по ним восстанавливают историю. О скифах, например, мы в основном только по украшениям знаем. Потрясающие сохранились украшения! И мы теперь знаем, во что они одевались, как выглядели. И я задумалась об уходящей городской натуре: как жалко, что все теряется. Пробую увековечить город и район в украшениях. Маскаронам всегда уделяется мало внимания, а мне с детства казалось, что это самое интересное в архитектуре. Я шла в школу, поворачивала в Лялин переулок, там потрясающие дома, и все время их разглядывала. Чудесные детали, свет. Собрала фото маскарон с разных домов района: Покровка, 19, Мясницкая, Старая Басманная, Дом со зверями. Ездила консультироваться с потомственным ювелиром на Кипр. Интересно, что на доме № 19 он заметил лица не просто девушек, а медуз. Есть скрытое в них коварство. Стала еще больше внимания обращать на детали, читать про символику. Я поняла, что каждый может сохранить немного истории и что именно я могу что-то сделать для сохранения живого.
Текст: Ольга Пичугина
Фото: личный архив Инги М., pastvu.com
