Третий десяток лет идут споры и дискуссии о том, что станцию метро «Бауманская», равно как и одноименную улицу, да и сад имени Баумана нужно переименовать, поскольку все они носят имя революционера и налетчика на банки Николая Эрнестовича Баумана, славного для этих мест тем, что здесь его убили. А значит в немецкой слободе нужно восстановить название улицы — Немецкая, да и станцию метро переименовать в «Немецкую слободу».
Не будем уходить в глубокие дискуссии, а просто напомним, что был еще один Николай Бауман, который напрямую связан с Немецкой слободой и ее становлением, да и не была бы она такой, какой мы ее знаем, без этого человека.
Справедливости ради надо отметить, что вряд ли Петр Великий встречался с ним. А если и встречался, то в таком младенческом возрасте, что не мог упомнить. Но именно Бауман сформировал тот круг общения ив слободе, что стал основой для становления юного Петра. Да и некоторых конкретных людей, которые имели прямое влияние на будущего российского императора, привел в Немецкую слободу именно Николай Бауман, он же Клаус Бовман. Но давайте обо всем по порядку.
Николай Бауман (Миколай Бовман, Николас (Клаус) Бауман (в русской транскрипции— Бодман)) родился приблизительно около 1620 года. Точная дата рождения неизвестна. Дата смерти также стоит под большим вопросом. Он был первым русским генералом голштинского происхождения, а к тому же известен как «гранатных дел мастер». В России Бауман командовал усиленным полком солдатского строя Московского разряда и служил в Пушкарском приказе. Первый русский генерал-поручик.
Как известно из открытых источников, его отцом был Николас Бауман. Его называют изобретателем, художником, декоратором по металлу. Вскоре после рождения сына, в 1622 году Николас начинает службу у герцога Фридриха Голштейн-Готторпского. Он занимается интерьерами дворцовых личных покоев своего нанимателя, а также делает разнообразные чернильницы, ножны и другие художественные произведения, которыми герцог пользуется сам и дарит гостям.
Естественно, один он бы со всем этим не справился, а потому открывает при дворе школу для молодых художников, которые помогают ему в работе. Среди учеников был и его сын.
Отец «нашего» Баумана умер в 1636 году. А сын остается при дворе еще четыре года и занимается рисованием. К этому времени Николай Бауман помимо рисования прекрасно разбирался в теории и практике артиллерии, фортификации и смежных военных дисциплинах. И в 1641 году юноша отправляется в ландграфство Гессен-Кассель, где становится участником Тридцатилетней войны. Так начинается его военная карьера.
Ему присваивают капитанское звание и дают право набрать роту, правда, за свой счет.
В 1642 году франко-веймарская армия Гебриана, в которой он служил, весьма успешно продвигалась по Северному Рейну. Командующий гессенской армией генерал граф фон Эберштейн поручает молодому капитану укрепить замок Бохольц. За это Николаю пообещали жалование в 2880 рейхсталеров, которое обещали выплатить в течение четырех лет, пока идет строительство. До 1646 года Бауман руководил строительством крепости. Но денег и он, и его командир так и не получили.
В 1657 году, уже полковник Бауман приехал в Данию к королю Фредерику III, готовившемуся к войне со Швецией. Но денег на наем своего полка у него не было, и Бауман оставался в свите короля. С датским монархом у него сложились очень хорошие отношения. Впоследствии Фредерик неоднократно просил Баумана вернуться к нему на службу, а сам полковник постоянно называл себя «датским подданным». Однако служить в датской армии ему так и не пришлось.
В 1657 году по приглашению князя Даниила Мышецкого, русского посла к датскому двору (он вел переговоры о союзе в войне против Швеции), поступил на службу в России. Это было особое поручение государя послу — приглашать на русскую службу разных «полезных офицеров». Вот Бауман и получил от князя предложение возглавить в Москве полк. И деньги на него давало государство, их не надо было тратить из своего тощего кошелька. Бауман заключил контракт на три года. В России он получил должность в Пушкарском приказе, руководил созданием новых орудий.
Сторонником привлечения иностранцев на службу был и один из самых близких царю людей, Артамон Матвеев, которого иностранцы именовали «канцлером».
20 сентября 1657 года в Россию отправилось датское посольство Ганса Ольделанда. Целью посольства были окончательные переговоры о союзе против Швеции. Вместе с послом выехал и полковник Николай Бауман, а также сопровождавшие его офицеры: подполковник Альбрехт Шневенц, один майор и восемь капитанов. Вместе с полковником отправилась его жена Маргарита. Бауман еще не знал, что проведет в России не три, а целых 13 лет. Иоган Дитрих Фокеродт, родом из Мюльгаузена в Тюрингии; по предложению и за счет Баумана тоже отправился с ним в Москву. Тут Фокеродт занял место умершего в 1658 г. пастора второй лютеранской общины.
Баумана со товарищи приняли в Посольском приказе. И сразу выдали первое вознаграждение: «Великого государя жалование дано им на приезде: полковнику Миколаю Бовману кубок золочён с кровлею в 4 гривенки, ковш серебрян». Полковник был также пожалован бархатом, камкой, сукном, соболями и деньгами.
Баумана, как артиллериста и военного инженера определили в Пушкарский приказ. И сделал он там много, о чем свидетельствуют документы и воспоминания современников.
Ему поручили заняться унификацией и стандартизацией артиллерии. То есть упорядочить калибры и типы орудий. Бауман руководил созданием новых моделей, лично рисовал чертежи, участвовал в изготовлении орудий, изобретал новые образцы пушек и боеприпасов к ним.
Вот что пишет в своем дневнике секретарь датского посольства Андрей Роде: «11-го числа (апреля 1659 года) полковник Бауман пригласил к себе секретаря и толмача и показал им чертёж огромной мортиры, которую предполагалось отлить в Туле, на литейном заводе Марселиса, из 8750 с чем-то пудов металла. Полковник сообщил далее, что он, кроме того, составил проект укрепления из телег, в котором могли поместиться больше 600 человек всадников и пеших, и которым можно было пользоваться на коротких и дальних переходах при нападениях казаков и татар». Через месяц мортиру изготовили.
Ну а где же тут Немецкая слобода, резонно поинтересуетесь вы?
И тут мы снова обратимся к дневнику Андрея Роде «Описание второго посольства в Россию датского посланника Ганса Ольделанда» в 1659 г.
Сразу после торжественного въезда в город посланник и его секретарь недалеко от Неглинного моста «заметили г. полковника Баумана с несколькими голландскими и германскими офицерами. Он велел оседлать всех своих лошадей, но его слишком поздно уведомили о приезде г. посланника, поэтому он не мог осуществить свое намерение выехать навстречу г. посланнику за город и пришел пешком, чтобы хоть на улице приветствовать г. посланника. Однако и это г. полковнику не удалось, так как приставы запретили остановить сани г. посланника, и мы ехали без остановок до Персидского, или большого Посольского, двора, недалеко от Кремля, где нас и поместили».
А дальше описываются быт и нравы Москвы и слободы, в которой Бауман жил и в которой поддерживал порядок:
4 апреля утром была приведена для г. посланника белая верховая лошадь для поездки в слободу; свите же пришлось просить лошадей у полковника Баумана, который, согласно своему обещанию, прислал нам необходимое их количество. Полковник Бауман проводил нас в церковь офицеров, которые из-за того, что в другой лютеранской церкви тесно, отделились от купеческого прихода; у них есть свой собственный пастор, Иоганес Фокеродт. Выслушав проповедь, мы обедали у Михаила Тунова, куда кроме пастора зашел и полковник Штрасбург, родом лифляндец, который во время разговора, весьма, впрочем, вежливо, держался стороны шведов.
…Потом полковник сообщил несколько эпизодов, характеризующих нравы русских и рисующих их выдающуюся способность обманывать и губить друг друга, чему немцы, долго там жившие, до такой степени у них научились, что превзошли даже своих учителей. Особенно отличались в этом отношении лифляндцы, которых полковник назвал старонемцами в том смысле, что они утратили старонемецкую добродетель.
В доказательство этого он приводил два примера, а именно: какой-то полковник, родом из Лифляндии, живший долго в Москве, хотел погубить своего собственного шурина, доброго и честного человека, состоявшего в чине подполковника, за то, что тот в присутствии двух русских отозвался довольно откровенно о великом князе. И полковник привел бы свое намерение в исполнение, но упомянутые русские оказались честнее его: когда он по секрету заявил им, что им придется быть свидетелями относительно слышанных ими слов подполковника в случае, если это потребуется от них, они предупредили последнего и просили его повторить им еще раз свой отзыв о великом князе и объясниться по этому поводу, так как им иначе в качестве свидетелей пришлось бы дать против него показания. Этому совету последовал подполковник и дал такие объяснения, что полковник уже не мог к нему придраться.
Другой случай произошел с двумя капитанами, из которых один, тоже старонемец, родился и женился в Москве. Он из-за старшинства не мог ужиться со своим товарищем-капитаном и в один прекрасный день, когда они вместе ездили по городу, приглашая знакомых на похороны умершего товарища, решил воспользоваться этим случаем, чтобы отомстить. С этой целью наш капитан-старонемец привел своего товарища в дом своей тещи, предлагая ему пригласить прежде всего ее, и здесь, в комнате, стал его бить и колотить изо всех сил до такой степени, что тот едва оттуда мог выползти. Когда же пострадавший капитан хотел подать на это жалобу, то оказалось, что другой капитан уже подал заявление о том, что, когда он оставил своего товарища в комнате вдвоем со своей женой, выйдя, чтобы о чем-то распорядиться, тот вздумал воспользоваться этим и совершил над ней гнусное насилие, вследствие чего она кричала, пока он сам не явился и силой не вырвал ее из рук товарища. Принимая во внимание, что это подтвердили и свидетели, а именно капитан, его жена и теща, то другой должен был примириться с побоями и пострадал бы, кроме того, еще жестоким образом, если бы в числе сановников не нашлось никого, кто бы заступился за него.
…7 числа после обеда пришли к г. посланнику в нетрезвом виде подполковник Шневиц, майор фон Зален и капитан Бем. Но когда они вздумали отозваться неодобрительно о действиях полковника Баумана и даже бранить его за то, что он в своем полку, состоящем из 3000 человек, назначил подполковником кроме Шневица еще Варборга и майором кроме фон Залена еще Фридриха Мейера, им сделали строгий выговор за пьянство, вследствие чего они сами скоро убрались.
27 снова вспыхнул пожар у св. Николая и охватил всю церковь. Чтобы поддержать и поощрять расположение купцов, засвидетельствованное ими г. посланнику на Пасху, сегодня кроме полковника Баумана были к нам приглашены в гости господа фон Дельден, Марселис, Бахерах, Гордерт Герц, Дидерих Геллинг и Вернер Мюллер. Настроение гостей под конец было столь веселое, что все они без исключения начали плясать в одиночку; г. Марселис, который вследствие своей подагры не был горазд танцевать, хотел тем не менее доказать свою веселость и прыгал, опираясь на свою палку. Когда они ехали домой, то дорогой, по вине провожавших их слуг, произошло столкновение с некоторыми русскими, и Вернер Мюллер получил кирпичом удар в лицо и изрядную порцию тумаков. Полковник же оставался у нас, пока не опьянел окончательно, так что, возвращаясь домой, три раза падал с лошади, но он не пострадал, и все обошлось благополучно.
Так весело проводили время офицеры Немецкой слободы. Впрочем, и о службе они не забывали, что Бауман доказал довольно скоро.
За отличие в войне с Польшею особенно при осаде Конотопа, в 1659 году, за то, что «с неприятели татары и черкасы бился не щадя головы своея», Николай Бауман произведен был в генерал-поручики. Впервые в русской истории. То есть именно он стал первым генералом в русской армии.
В январе 1660 года полк Баумана триумфально вернулся в столицу. Его заслуги в малых потерях при отступлении от Конотопа признавали даже его земляки-немцы. В честь Баумана на немецком языке было написано стихотворение, в котором он прославлялся как герой Конотопского сражения.
В 1660 году Бауман по истечении контракта хотел вернуться в Данию. Об этом же датский король Фредерик III просил царя Алексея Михайловича. Но царь и не думал отпускать столь ценный военный кадр. В апреле 1663 года из дани пришла новая просьба отпустить генерала в Копенгаген. В ответном письме Бауман благодарил короля за его помощь, но не преминул заметить, что чем лучше он служить, тем труднее ему вернуться. Не отпускают.
Осенью 1663 года генерал принял участив походе против предпринявшего наступление на Левобережную Украину короля Яна Казимира.
18 февраля 1665 года царь снова получил грамоту датского короля Фредерика III, в которой король просил отпустить «датского подданного Николая Баумана, служба которого нужна де самому королю, и который быть может, от того не возвращается, что задерживается царём». Царь Алексей Михайлович ответил Фредерику в сентябре 1666 года, сообщив что «генерала поручика Николая Бовмана чрез волю его держати не велим, а что против его вымыслу какие дела к нашему царского величества полковому делу начаты, в совершенье не приведены, и по нашему царского величества указу ему генералу поручику побыти у нас великого государя, на Москве, до тех мест (пор), покаместа у него, против его вымыслу полковому строенью, всякие вымышленные дела в совершенье приведены будут, а как он те дела в совершенье учинит, и мы великий государь, наше царское величество, к вашему королевскому величеству его генерала поручика Николая Бовмана велим отпустити».
В октябре 1667 года при встрече польских послов, Бауман должен был командовать служилыми иноземцами, но многие из завистливых начальников прямо встали от него по правую руку, а полковник Иван Гаст ещё и обругал его, утверждая, «чтоб он и не думал ими командовать, никто не желает ему подчиняться».
Бауман нажил влиятельных врагов. Полковник Генрих фон Эгерат, подполковник Юрий фон Менгден, завидуя его положению, плели против генерала интриги. Полковник Герман фон Штаден даже вызвал его на дуэль, но от подчинённого Бауман вызов не принял.
В августе 1668 года разгорелся скандал вокруг построенной Бауманом кирхи. Двенадцать полковников (Петр Фрелих, Яков Билс, Николай Балк и другие) подали челобитную на Баумана в Иноземный приказ, с обвинением его в различных злоупотреблениях. Во время строительства, Бауман обратился за помощью к немецким государям. Для сбора пожертвований для лютеранской общины в Москве в Германию был послан его друг — пастор Грегори (о его взаимоотношениях с Бауманом читайте в следующем выпуске). Деньги были даны курфюрстом Иоганном Георгом II Саксонским и герцогом Эрнестом Саксен-Готским. Все средства пошли на церковные нужды и школу. Однако полковники обвинили Баумана в присвоении денег. Одновременно последовало обвинение, что пастор Грегори «молился прежде за курфюрста (Саксонского) и князей, а затем за здоровье государя». В итоге судебного разбирательства Бауман потерял построенную им кирху, которая перешла к его врагу — пастору Ивану Дитриху Фокероту, которого он же и привез в Россию. Денежную компенсацию генерал при этом не получил.
В 1668 году Бауман получил полный генеральский чин, за отличие во время военных действий в Литве четырьмя годами ранее: «под литовскими городами на приступах и на полевых боях многих неприятелей побил и всякие промыслы чинил».
В феврале 1669 года «генеральский» полк Баумана, находившийся в Севске, был направлен в Киев. Всего было послано «с начальными людьми и солдатами, без малого 1100 человек». Сам Бауман при этом остался в столице, положение его было трудным. Фокерот распространял слухи о том, что Бауман и Грегори являются тайными католиками.
В результате Бауман решился на последнее средство — просить царя об отставке и отпуске за границу (4 мая 1669 года). В сентябре, устав от козней в Немецкой слободе, из России уехала жена Баумана. 16 июля 1670 года Бауман направил письмо новому датскому королю Кристиану V, которого он просил походатайствовать перед царём о своей отставке.
Алексей Михайлович наконец согласился. В грамоте королю про Баумана говорилось, что он «человек доброй, честной, шляхетной и в ратных делах годной; а будет он впредь похочет служити нам, великому государю… и ему о том наперёд себя нашему царскому величеству ведомо учинити и в наше царского величества Российское царствие ехати ему по нашим царского величества грамотам».
Бауман получил почетную отставку и уехал в Копенгаген.
Но через два года, в 1673 году он опять хотел поступить на службу в Москву, где, очевидно, его положение было выгоднее, чем на родине, и об этом своем желании написал Артамону Матвееву через нашего посла Украинцева. Но дошло ли письмо – неизвестно. Свою попытку он повторил еще в 1679 году в письме из Гамбурга уже к царю Федору Алексеевичу. Но просьба его не достигла цели. К тому же Артамон Матвеев попал в опалу и был отправлен в Сибирь, а больше покровителей у Баумана в Москве не нашлось. Об этом пишет Дмитрий Цветаев в монографии «Генерал Николай Бауман и его дело».
К тому же в Москве его могли считать только человеком опального «канцлера», как называли Матвеева.
Когда и где умер генерал Николай Бауман неизвестно, смерть его прошла незамеченной.
Однако немецкая слобода жила по установленным им правилам и его трудами, а равно и людьми, которых он привел в Россию. Об одном из них, пасторе Грегори, читайте в ближайшем выпуске.
Текст: Олег Фочкин. Историк Москвы, журналист, лауреат Всероссийской краеведческой премии «Малая родина» , коренной москвич, автор более 20 книг, в том числе, ряда книг о Москве.
Cписок источников и литературы:
«Описание второго посольства в Россию датского посланника Ганса Ольделанда в 1659 г., составленное посольским секретарём Андреем Роде.» из книги «Утверждение династии». Андрей Роде. Августин Мейерберг. Самуэль Коллинс. Яков Рейтенфельс. М. 1997.
Цветаев Д. В. Генерал Бауман и его дело: Из жизни Моск. Ново-инозем. слободы в 17 в. М.,1884.
Бабулин И.Б. Генерал Бауман и его деятельность в русской армии XVII века. Рейтар. 2005. N 7
Публикация является частью проекта «Столица на Яузе. Прогулки за Кукуй». Проект реализуется при поддержке фонда Потанина.